квітуче і гірке

продолжать писать «Roma-amoЯ» не моя и зародилась не во мне. Первое в цепочке звено выковал брат мой, когда с листа переводил Маркобелло всё то, что я накатала. Второе — сам М., когда сказал: «Это всё классно, но для такого большого города, как Рим, парочки одной маловато!»

И музы мои заявили: «Кому мало, тому добавим!» И предложили к написанному дописать ещё два тонких слоя. Ещё две истории. Историю Массимо (ту, которая по намёткам моим, закончится этим рассказом). И историю Анны и двух её мужчин, для которой я уже натаскала кусков из собственного дневника...

Но — чтоб не путать Анну из «Большой Римской Штуки» и Анну Амарго — и чтоб мне самой легче писалось (мне всегда легче пишется, когда я «знаю» персонажей в лицо) — я выбрала лица для пары Анны и Массимо, которые на самом деле никакая не пара...

Ну, и раз «часть Массимо» — по идее — будет писаться в виде кусков «внутреннего монолога» — первый кусок, который (пока мне так кажется) станет идти сразу вслед за прологом — вчерашним стихом — на фотографию того самого снега, выпавшего в Риме в феврале прошлогоднем...



Массимо – про себя:
Мама звонит третий раз. Полчаса её звонками распилены на ровные десятиминутные ломти. «Вы тронулись?» «Нет, мы всё ещё стоим» «Всё, ваша рыба, считай, несъедобна, но вы ещё можете надеяться на чашечку остывшего кофе» И я понимаю, что она злится. Не на пробку многокилометровую, а на меня и на Анну. Анна отвернулась к окну. Она уже сказала всё, что хотела. ( . . . )

В смысле — возрадуйтесь Музы, я закончила это писать... Сама не ожидала от себя такого, если уж признаваться.

И это будет последний кусок перед кодой... Так сказать — автор сказал своё слово и удалился. Нетвёрдой походкой человека, выполнившего труд титанический... Теперь дело лишь за персонажами и за тем, каково им покажется вместе быть. И потянут ли они это «вместе»...

Я же передохну и стану вычитывать, вылизывать, шерстить и приглаживать шероховатости всякие разные в ритме и в тексте... А потом, может быть, выложу здесь в ЖЖ уже полностью готовую вещь... Вот как-то так...



*****************************************************

14.
я — им обоим:
Вы будете танцевать. Спина к животу. А ногами — в чане огромном, полном чёрного винограда. И крови. Давильщики. Король с королевой, подавляющие ступнями горячими восстание бурлящее масс Gaglioppo и Cesanese. Выдавливающие соки сомненья из всех, на вас не похожих... Из всех, кто косо посмотрит и в воротник ухмыльнётся... ( . . . )

Осталось написать очень мало. Если быть точной — всего лишь пару кусков... Да, самые сложные... Про то, как всё начинается и про то, почему всё не начаться просто-таки вот не может.

Пока же — кусок, который мне трудно давался. Только потому, что — опять же — я как она не умею. Ни любить, ни отдаваться, ни, тем более, в любви признаваться...



************************************************************

12.
она — ему:
Мужчина — ты сейчас всё ещё искренне веришь, что ты — Marco Argento Acciaio. Сплав девяти частей непобедимейшей стали — северно-хорасанской — переливчатой, радужной, звонкой — и части серебра голубого. ( . . . )

в цикле» моём дописать всего ничего. Если быть точной — то, на план ориентируясь, теперь только лишь четыре «куска»... И я верю в силы свои и в то, что я допишу. Ибо — легко неожиданно — пошло писаться даже то, что казалось очень уж трудным — недостихи от имени женщины, или — к ней обращённые...

Вот этот — с пылу и с жару — пойдёт под условным названием «наблюдатель — в первый раз к женщине»... И станет — на своё место, то есть — «фрагментом №5», после обращенного к мужчине «однажды ты выйдешь за почтой» и перед — к нему же обращённым «цветом зелёным»...



**************************************************

5.
я — ей:
Будет когда-нибудь вечер. По улице пойдёт сильный дождь, проваливая ногами над дверями кафе-магазинчиков тенты весёлых расцветок. Струями любви проникая под лавочки, под козырьки и под упругие кроны. Под купола яблонь синих, чёрных платанов и сиреневых ощипанных пиний. ( . . . )

Я прочитала три из восьми написанных недостихов любовных, навеянные мне М.Б. И увидела уже полностью сформировавшийся цикл... Который будет состоять из голоса мужского и женского и из голоса наблюдателя, обращающегося как к нему, как к ней, так и к обоим ним сразу...

И вот это — написанное только что — как раз третий случай. И — пока я это вижу как «номер 3» в моём намеченном плане...

То есть, после того, как она сказала первое слово, а он ответил как будто, вступил «голос свыше», само собой — я — садистски настроенный автор...


***************************************************************

3.
я — им обоим:
Вы не созданы друг для друга. Потому что — так не бывает. Нет никого, кто был бы для одного для кого-то. Зачат, рождён и оставлен. Вы понимаете это, пальцы переплетая. Откидываясь на спинки сидений. Вы догадываетесь. Вы начинаете знать. Вы начинаете верить. ( . . . )

В затеянной мною игре у меня написался не недо-стих очередной, а — вполне себе обыкновенный. Хоть и на странную тему...

Хотя — не такая уж она и странная, если посмотреть на всё то, что происходит в границах святого семейства. А — особенно — если послушать всё, что произносится развязанными вином языками... Ну, что же, просили и напросились-таки... И теперь — пощады уже не просите...

*    *    *    *    *    *
Женщинам незамужним
Храмовники парами снятся.

Храмовники снятся к дождю
из оранжевых листьев кленовых, синей воды,
перьев голубых голубиных
и густого виноградного сока. ( . . . )

Музы мои беситься. То ли с жиру, то ли от крови, то ли от того, что человек, ставший временно сонмом Муз, сам беситься горазд.

Как бы то ни было, а я Музами (и Музой в лице М.Б. несравненного) и даже собой уже начинаю гордиться. Мы все не бросили игру в «40 фотографий». Мы продолжаем играть.

И я уже смею надеяться. Надеяться на некий - смыслом наполненный - цикл прозовых стихотворений о чём-то, близком к любви... И на то, что цикл этот продолжится и когда-нибудь закруглится... А пока - после зелёного - красный...



******************************************************************************************

8.
я — ему:
Rosso De Rossi. Женщина, спать отправляясь — из гардеробной, через ванную, к широкой алой кровати — затылком за тобой наблюдает. И островом кожи, нагревающейся постепенно между рифами острых лопаток, ждёт твоего корабля. Твоего по волнам волос ножом скользящего взгляда. Стремительно разоблачающего, срывающего трусы, срезающего бретельки и петли. Входящего бом-утлéгарем, спицей, воплями чаек голодных в воздух её ожиданий. ( . . . )

«Scopri il lupo che c é in te...» То бишь — «Сделайте для себя открытие — найдите внутри себя волка...» В общем, охренеть, новость-то какая... Для меня, например, гораздо большая новость — продолжение игры в «40 фотографий» и — вместе с этим — цикла недостихов-недопрозы...

Мысль, кстати, об этом вот куске родилась сразу же, как я увидела фото. Но писание продвигалась со скрипом — я никак не могла понять — о ком этот кусок. Потом случился разговор. Потом я посмотрела матч «Ромы» с «Сиеной» (Концовку, чёрт возьми, лучше бы и не смотрела — а то дочь моя теперь знает слово, начинающееся на букву «пэ» и заканчивающееся на буквы «здец»...) А потом я стартонула и дописала. И вот...



***************************************************************

4.
я — ему:
Однажды ты выйдешь за почтой. В трусах и халате. Ступая ступнями холодными по плиткам холодного пола. Из холода в холод. Из снов об одиночестве — в коридор, разрезанный шелковой нитью ноябрьского красного света. Один в большом доме. ( . . . )

Очевидно, что атмосфера – в которую меня окунули – таки на меня повлияла. Я дышу. И я возбуждаюсь. От запахов злых. Словно от запахов пищи и тела мужского, потребляющего эту самую пищу. И даже название ресторана, в котором начались танцы-и-пляски, наводит меня на мысли... О том - что не зря... Наверняка ведь не зря...

Как не зря, кажется мне, этот очередной недостих. Написанный просто потому, что он, как и я, не мог сдержаться и не написаться. И всё...

кода:
Будем животными, вышедшими из моря на бесконечных ногах. Занявшими берег безгоризонтный. Бескрайний.

Будем считать, что это наша земля, а мы её добрые боги. Будем богами. Богам, как и животным, не положено под кожу на пояснице и под кожу горячих ладоней всё то, что обычно положено людям. ( . . . )

Даже, если меня в лентах друзей слишком много. И не смотря на то, что я не уверена — можно ли это «случайное» записать в игру с фотографиями... Всё-таки, сначала был разговор, а потом уже я вспомнила про хранящееся где-то на компьютерном диске мобильное фуфу-фото и стала его искать...

Но вот, написалось-таки такое, моментальное, странное, выросшее из вопроса: «Скажи, они, что, сговорились? Или это он там, в Риме, задницей чувствует, когда я тут завожусь?»... Написалось и, значит, пусть теперь будет...

-----------------------------------------------------------------------------------



-----------------------------------------------------------------------------------
*    *    *    *
Пока спасатели спят, укутавшись в ночь Малибу, 
а Спаситель ушел к горизонту
пробовать воду ногами — 
на упругость и мягкость,
словно щекой — нежную женскую грудь,
спасать тебя приспособлены
случайные люди — 
встречами на перекрёстках и разговорами,
которых не ожидаешь... ( . . . )