Вообще-то, я не собиралась
Sep. 9th, 2011 01:05 am![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
anna_amargoбрать это фото в игру... Я собиралась брать совершенно другое фото. Из которого бы вывела на свет божий очередного вампира — циничного и абсолютно недоброго. И отличающегося кардинально от Аморов, Голубки, Андалусийцев и прочих лапочек-душек... Но — когда я увидела это — Музы посрывались с цепей. И само собой написалось жуткое нечто... Полупрозой-и-недостихом...
Написалось — как отголосок на маркову магическую «Хавалету»... И, конечно — расплачиваться теперь — и за то и за это — королю Изнасилований. А вовсе не мне, автору несознательному. И уж конечно — не Музам...
* * * * * * * * * * * * * *
2.
он — ей:
Женщина — ты дурманящая трава. Я — твоя осень. Я срезаю тебя взглядом холодным. Бледно-голубым. Незаинтересованным. Я срубаю тебя под корень. Ножом. Медленным глазом. Зрачком — поверх вилки, несущей ресторанную отраву в рот мой голодный. Я холодно так же смотрел только что на официанта и на душу мёртвой коровы, шатающуюся между столами.
Женщина — ты трава, отдающая воздуху соки. Пот и моча испаряются. Пересыхают молочные реки. Жёлтые и густые. И кровь, никогда не кончающаяся, кончается в моих пальцах. Я догоняю тебя у машины. На ресторанной стоянке. И просовываю руку под юбку. Я искрой, высеченной из каменных пальцев, поджигаю твои корни скрипящие. Сплетения теней и розового сухостоя. Стебли чабреца с молочаем.
Женщина — ты трава в шелковых миллионах. Золотом расшитых и пропитанных ядом миндальным. Я кладу тебя себе на колени. Я прорастаю в тебя языком обжигающим. Красными гласными. Словом, придуманным мною тебе вместо имени, которое я отберу, сделав из слабого сопротивления рук твоих последний горячий глоток.
Женщина — ты трава, ложащаяся под ветрами на землю глухую. Припадающая к глине зелёной и к ракушкам перемолотым в острую серую пыль. Цепляющаяся за защитные камни и за щиты помады губной и браслетов.
Женщина — ты трава, умирающая на берегу ручья. Остающаяся без воды. Сжигающая жир сновидений в подкожном пожаре. Отдающая мне настоящую дату рождения и, соответственно, возраст. Количество абортов и просмотренных теле-шоу. Врагов. И любовников, имена которых не в памяти, а в книжке записной телефона.
Женщина — ты трава, наполняющая моё дыхание серебряным мёдом и ароматами смерти. Ты шепчешь. Ты плетёшь сети. Ты замираешь под тяжестью моего живота, вдавливающего тебя в неудобное кресло злого чёрного Porsche, проглатывающего — словно ночь воровская — твои стоны и хриплое «marco-bello-ah-bello».
Женщина — ты трава, засыпающая у меня на груди. Под сердечный отлив и под музыку Далиды. И — улыбаясь во сне мне — ты обличаешь убийство, за которое меня не посадят. Которого никто не заметит. Кроме призрака рыжей коровы и официанта, постучавшего в окно и спросившего, не хочу ли я купить хорошую албанскую травку.
Написалось — как отголосок на маркову магическую «Хавалету»... И, конечно — расплачиваться теперь — и за то и за это — королю Изнасилований. А вовсе не мне, автору несознательному. И уж конечно — не Музам...
* * * * * * * * * * * * * *
2.
он — ей:
Женщина — ты дурманящая трава. Я — твоя осень. Я срезаю тебя взглядом холодным. Бледно-голубым. Незаинтересованным. Я срубаю тебя под корень. Ножом. Медленным глазом. Зрачком — поверх вилки, несущей ресторанную отраву в рот мой голодный. Я холодно так же смотрел только что на официанта и на душу мёртвой коровы, шатающуюся между столами.
Женщина — ты трава, отдающая воздуху соки. Пот и моча испаряются. Пересыхают молочные реки. Жёлтые и густые. И кровь, никогда не кончающаяся, кончается в моих пальцах. Я догоняю тебя у машины. На ресторанной стоянке. И просовываю руку под юбку. Я искрой, высеченной из каменных пальцев, поджигаю твои корни скрипящие. Сплетения теней и розового сухостоя. Стебли чабреца с молочаем.
Женщина — ты трава в шелковых миллионах. Золотом расшитых и пропитанных ядом миндальным. Я кладу тебя себе на колени. Я прорастаю в тебя языком обжигающим. Красными гласными. Словом, придуманным мною тебе вместо имени, которое я отберу, сделав из слабого сопротивления рук твоих последний горячий глоток.
Женщина — ты трава, ложащаяся под ветрами на землю глухую. Припадающая к глине зелёной и к ракушкам перемолотым в острую серую пыль. Цепляющаяся за защитные камни и за щиты помады губной и браслетов.
Женщина — ты трава, умирающая на берегу ручья. Остающаяся без воды. Сжигающая жир сновидений в подкожном пожаре. Отдающая мне настоящую дату рождения и, соответственно, возраст. Количество абортов и просмотренных теле-шоу. Врагов. И любовников, имена которых не в памяти, а в книжке записной телефона.
Женщина — ты трава, наполняющая моё дыхание серебряным мёдом и ароматами смерти. Ты шепчешь. Ты плетёшь сети. Ты замираешь под тяжестью моего живота, вдавливающего тебя в неудобное кресло злого чёрного Porsche, проглатывающего — словно ночь воровская — твои стоны и хриплое «marco-bello-ah-bello».
Женщина — ты трава, засыпающая у меня на груди. Под сердечный отлив и под музыку Далиды. И — улыбаясь во сне мне — ты обличаешь убийство, за которое меня не посадят. Которого никто не заметит. Кроме призрака рыжей коровы и официанта, постучавшего в окно и спросившего, не хочу ли я купить хорошую албанскую травку.
