Как-то неожиданно для меня
Dec. 12th, 2011 12:40 pm![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
anna_amargoв «Roma-amoЯ» впёрлась моя семья драгоценная. Нет, я понимала, конечно, что неспроста там рыцари Суламиты и странная Венецианка. Но — чтоб вот так вот откровенно и нагло!.. Это вообще!.. Это немыслимо!
Села писать — удивлялась складывающимися словам, а дописала — зависла... И думаю теперь — а что делать? Выбросить кусок — вряд ли получится. Тут я — лишь автор, но руководят — персонажи... Поэтому... Бедная я... Я — до последнего — думала — что эта проза будет просто «про жизнь» и не будет иметь никакого отношения к той части жизни, которая из всех щелей лезет... Эх, я наивная... Ах, Массимо мой, какая ж ты всё-таки коварная сволочь!..
Массимо – про себя:
Я просыпаюсь от слов, безжалостно трогающих мой, беспечно склонённый к прохладной столешнице, стриженный и беззащитный затылок: «К вам синьорина Марино из Венецианского Филиала…» Поднимаю голову и пару секунд смотрю на свою секретаршу пустыми глазами. Она тоже смотрит на меня и не может поверить в то, что застала спящим на рабочем месте. Я моргаю, увлажняя сухие плёнки под веками. Я тоже не верю, что никто здесь, кроме меня, не замечает её рыбьего хвоста и лохматых, раздувающихся на тонкой шее кроваво-алых жабр. Наконец, она открывает рот: «Так звать её?» «Так зовите…» - Отвечаю я ей и, пока она разворачивается и выплывает из моего кабинета, я смачиваю лицо минеральной водой из бутылки, стоящей под столом, и подтягиваю узел галстука. «Входите, Марина, мы в Риме вас заждались…» Она мне не нравится. Мне не нравятся женщины этого типа, этого рода и того года рождения, который прописан в её личном деле. Я стараюсь на неё не смотреть. Но я, с каждым движением груди, поднимающейся и опускающейся под её серо-жемчужной блузкой, груди, вдыхающей и выдыхающей, ощущаю волнами распространяющийся запах «больших перемен»… Я думаю: «Ого, дорогуша, когда ж ты успела пересечься с Суламитом, если вчера лишь приехала?» Но на самом деле меня интересует не она, и не то, когда она трахнулась с «изменяющим женщин», а лишь его имя. «Тот или не тот? Аннин или второй?..» Я по глянцевой поверхности своего огромного стола подвигаю к новенькой синюю папку. «Здесь ваше задание…» И, пока она просматривает бумаги, я понимаю, что «не тот» и успокаиваюсь. «Я должна записывать свои сны?» «Да, но только те, которые имеют отношение к Потерянной Книге» «Ясно. И это всё?» «Да, это всё. Вы ведёте дневник, каждый понедельник приносите мне копии. Я их заверяю и выдаю вам ваш чек…» Она ещё раз повторяет: «Ясно» Поднимается, забирает со стола свою папку, ледяною ладонью пожимает кончики моих пальцев и выходит походкой косули. Я отмечаю в календаре день, когда мы получили доступ к четыреста пятьдесят шестой копии из имеющихся, по моим сведениям, семи тысяч шестисот двенадцати. У меня нудная работа, но я сам её выбрал и теперь даже матери не могу пожаловаться на скуку и боль в пояснице. Поэтому я звоню ей не жаловаться, а просто так. Выслушиваю рассказ о происшествии в церкви. Вникаю в перипетии сложных отношений её подруги Доротэи с многочисленным выводком глупейших детей. Пытаюсь смиренно благодарить за советы. И лишь потом, между этим и тем, спрашиваю: «Анна звонила?» «Нет. Ни разу с тех пор, как вы приезжали на годовщину отца…» Я, отведя в сторону телефонную трубку, голосом матери жалующуюся мне на невнимательность и жестокость сестры, размахиваюсь свободной рукой и прикладываюсь с размаха к щеке. «Кретин! На что ты надеялся?» Сглатываю кровавую слюну и прощаюсь. Откладываю телефон. Укладываюсь лбом на охлаждающий горящую кожу каменный стол и в этот момент – как обычно, реагируя на боль и кровопускание – мой собственный срез «общинного чтива» открывается перед глазами. Разворачивается бледным свитком на обнимающем гудящую голову левом предплечье. Демонстрирует мне свой очередной страшный секрет. «Cacchio! Как всегда вовремя!» - Произношу я немеющими губами, правой рукою нашаривая в нижнем ящике чёрной тумбы растрёпанную «Записную Тетрадь»… Наклоняюсь, чувствуя, как огонь переливается в сосуде разбитого тела, и раздающаяся за окном трамвайная трель лишь добавляет кипящего металла в мою черепную коробку. Проклятый понедельник, как же я это всё ненавижу!
Села писать — удивлялась складывающимися словам, а дописала — зависла... И думаю теперь — а что делать? Выбросить кусок — вряд ли получится. Тут я — лишь автор, но руководят — персонажи... Поэтому... Бедная я... Я — до последнего — думала — что эта проза будет просто «про жизнь» и не будет иметь никакого отношения к той части жизни, которая из всех щелей лезет... Эх, я наивная... Ах, Массимо мой, какая ж ты всё-таки коварная сволочь!..
Массимо – про себя:
Я просыпаюсь от слов, безжалостно трогающих мой, беспечно склонённый к прохладной столешнице, стриженный и беззащитный затылок: «К вам синьорина Марино из Венецианского Филиала…» Поднимаю голову и пару секунд смотрю на свою секретаршу пустыми глазами. Она тоже смотрит на меня и не может поверить в то, что застала спящим на рабочем месте. Я моргаю, увлажняя сухие плёнки под веками. Я тоже не верю, что никто здесь, кроме меня, не замечает её рыбьего хвоста и лохматых, раздувающихся на тонкой шее кроваво-алых жабр. Наконец, она открывает рот: «Так звать её?» «Так зовите…» - Отвечаю я ей и, пока она разворачивается и выплывает из моего кабинета, я смачиваю лицо минеральной водой из бутылки, стоящей под столом, и подтягиваю узел галстука. «Входите, Марина, мы в Риме вас заждались…» Она мне не нравится. Мне не нравятся женщины этого типа, этого рода и того года рождения, который прописан в её личном деле. Я стараюсь на неё не смотреть. Но я, с каждым движением груди, поднимающейся и опускающейся под её серо-жемчужной блузкой, груди, вдыхающей и выдыхающей, ощущаю волнами распространяющийся запах «больших перемен»… Я думаю: «Ого, дорогуша, когда ж ты успела пересечься с Суламитом, если вчера лишь приехала?» Но на самом деле меня интересует не она, и не то, когда она трахнулась с «изменяющим женщин», а лишь его имя. «Тот или не тот? Аннин или второй?..» Я по глянцевой поверхности своего огромного стола подвигаю к новенькой синюю папку. «Здесь ваше задание…» И, пока она просматривает бумаги, я понимаю, что «не тот» и успокаиваюсь. «Я должна записывать свои сны?» «Да, но только те, которые имеют отношение к Потерянной Книге» «Ясно. И это всё?» «Да, это всё. Вы ведёте дневник, каждый понедельник приносите мне копии. Я их заверяю и выдаю вам ваш чек…» Она ещё раз повторяет: «Ясно» Поднимается, забирает со стола свою папку, ледяною ладонью пожимает кончики моих пальцев и выходит походкой косули. Я отмечаю в календаре день, когда мы получили доступ к четыреста пятьдесят шестой копии из имеющихся, по моим сведениям, семи тысяч шестисот двенадцати. У меня нудная работа, но я сам её выбрал и теперь даже матери не могу пожаловаться на скуку и боль в пояснице. Поэтому я звоню ей не жаловаться, а просто так. Выслушиваю рассказ о происшествии в церкви. Вникаю в перипетии сложных отношений её подруги Доротэи с многочисленным выводком глупейших детей. Пытаюсь смиренно благодарить за советы. И лишь потом, между этим и тем, спрашиваю: «Анна звонила?» «Нет. Ни разу с тех пор, как вы приезжали на годовщину отца…» Я, отведя в сторону телефонную трубку, голосом матери жалующуюся мне на невнимательность и жестокость сестры, размахиваюсь свободной рукой и прикладываюсь с размаха к щеке. «Кретин! На что ты надеялся?» Сглатываю кровавую слюну и прощаюсь. Откладываю телефон. Укладываюсь лбом на охлаждающий горящую кожу каменный стол и в этот момент – как обычно, реагируя на боль и кровопускание – мой собственный срез «общинного чтива» открывается перед глазами. Разворачивается бледным свитком на обнимающем гудящую голову левом предплечье. Демонстрирует мне свой очередной страшный секрет. «Cacchio! Как всегда вовремя!» - Произношу я немеющими губами, правой рукою нашаривая в нижнем ящике чёрной тумбы растрёпанную «Записную Тетрадь»… Наклоняюсь, чувствуя, как огонь переливается в сосуде разбитого тела, и раздающаяся за окном трамвайная трель лишь добавляет кипящего металла в мою черепную коробку. Проклятый понедельник, как же я это всё ненавижу!
