Про отсутствие света, наверное...
Mar. 2nd, 2018 12:02 am![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
anna_amargoЕм страчує світло. Наводить на світильник два пальця своєї правиці. Прицілюється. Видихає. Промовляє: «Peng, peng, peng!» Й... Світло гасне. Бо лампочка, яка давала життя йому, яка живила його забраною з мережі енергією, перегоряє в ту ж мить. Іноді буває і так, що лампочка у плафоні розлітається на скалки після першого ж пострілу і тоді Ем говорить щось на кшталт: «Tod auf den ersten Blick.» А потім сміється.
Мне проще по-украински писать. Особенно, если об Эм. Особенно, если о том, что иногда Эм свет расстреливает. Наводит на светильник два пальца правой руки. Прицеливается. Выдыхает. Произносит: «Peng, peng, peng!» И... Свет гаснет. Потому, что лампочка, дававшая ему жизнь, питавшая его энергией, отобранной из сети, перегорает мгновенно. Иногда бывает и так, что лампочка в плафоне разлетается на осколки сразу после первого выстрела и тогда Эм говорит что-то вроде: «Tod auf den ersten Blick.» И смеётся потом.
Комната, только что выглядевшая как уютный небольшой кабинет, оклеенный обоями винного цвета и обставленный массивной кожаной мебелью, погружается в кровь. «Peng, peng, peng!» Свет убит. Во тьме Эм через голову снимает с себя коричневую рубашку и бросает её в кучу с курткой и тёплым свитером.
Впечатление этот расстрел лампочки пальцами производит, конечно же. Даже на меня. Даже после того, как я видела этот фокус десятки, наверное, раз уже.
Потом Эм достаёт из штанов то, что производит ещё большее впечатление, и женщина моментально забывает про свет и перегоревшую лампочку. Секунду назад она думала о том, что сама не сможет починить освещение и ей из-за придури Эм придётся потратиться на вызов электрика, а до тех пор без света сидеть. Теперь она вовсе не думает. В голове просто: «Ооо-ооуу-уоох...»
В момент, когда она берёт член в ладонь, я ухожу в позвоночник Эм.
Потому, что есть время, когда мне мало казнённого освещения, тьмы и тумана моей головной боли. Когда мне мало что помогает отвлечься в достаточной степени для того, чтобы не чувствовать то, что чувствует Эм. Есть время, когда мы разделяемся. Он хочет и делает. А я не хочу и издали наблюдаю.
Это пока ещё получается.
Отстраниться, отключить своё осязание от его кожи, обоняние обособить, убрать вкусовые рецепторы и даже зрение приглушить и видеть не всё, что он видит, а только пятна, в которых угадываются кое как женская голова, склонившаяся ему на живот, женские плечи и бёдра.
Когда он с людьми и входит своим телом в людей — я в нём, но я не он точно. Я — он, когда он облизывает сигнальные фонари, например. Хотя скорее бы предпочла не быть им в этот момент.
Это трудно объяснить. Тем более трудно написать это по-русски.
Это даже не игра в оставленное для него личное пространство, в свободную территорию, где Эм может маневрировать сам, без моего присутствия и без моих ээ-эээ-э советов.
И, само собой, это не какой-нибудь банальный вуайеризм, потому, что я переполняюсь возбуждением и желанием Эм, но не возбуждаюсь сама и не хочу тех людей, которых он возбуждает.
Это просто, наверное, то самое, что я хотела бы пока оставить за скобками нынешнего формата наших с ним отношений.
Возможно, это надежда.
Надежда на то, что у наших отношений будет когда-нибудь совершенно иной формат. Надежда на то, что на месте. Нет. Не на месте. Вместо. Надежда на то, что вместо всех этих женщин и мужчин у него для него будем когда-нибудь мы с В.
«То есть, ты не хочешь видеть, слышать и чувствовать, потому, что не хочешь заранее знать то, что я буду делать с тобой?» - Эм дотягивается из оргазма до своего хребта и пытается спросить у меня о догадке своей. Я отвечаю коротко: «Да.»
Эм в это мгновение жалеет о темноте, которую сам же устроил. Потому, что поднимает голову, смотрит в зеркало, расположенное наискосок от огромной туши дивана, и делает на лице выражение Рита Хейуорт №244, то бишь, звезда в охуении. Он приподнимает бровь, приоткрывает рот, таращит и без того большие глаза совиные и всем своим прекрасным лицом как бы интересуется у меня: «Ты всегда была такая дурочка, а я просто не замечал? Или поглупела вот только что?»
«В смысле?» - Я тоже пытаюсь передать в его позвонки удивление от его странной реакции. Эм закатывает глаза: «Ой да боже ж ты ж мой да что же тут непонятного?» «А словами объяснить?» «А словами... Я. Не. Буду. Делать. С. Тобой. То. Что. Делаю. С. Другими. Людьми. Всё. Будет. Не. Так. Всё. Будет. По-другому. Иначе. Это будет отличатся примерно так же, как балет про Ромео с Джульеттой отличается от книги про Ромео с Джульеттой. Поэтому ты можешь смотреть, слушать и трогать. Ты всё равно ничего не узнаешь потом. Так понятно?» «Понятно.» «И?» «Но я всё равно не хочу. Я потом придумаю ещё какую-нибудь причину для того, чтоб в часы, когда ты с кем-нибудь трахаешься, убегать в костный мозг...»
Іноді, коли я пишу про Ем, у мене таке відчуття, що я цей текст вирізую з себе ножем.
Мне проще по-украински писать. Особенно, если об Эм. Особенно, если о том, что иногда Эм свет расстреливает. Наводит на светильник два пальца правой руки. Прицеливается. Выдыхает. Произносит: «Peng, peng, peng!» И... Свет гаснет. Потому, что лампочка, дававшая ему жизнь, питавшая его энергией, отобранной из сети, перегорает мгновенно. Иногда бывает и так, что лампочка в плафоне разлетается на осколки сразу после первого выстрела и тогда Эм говорит что-то вроде: «Tod auf den ersten Blick.» И смеётся потом.
Комната, только что выглядевшая как уютный небольшой кабинет, оклеенный обоями винного цвета и обставленный массивной кожаной мебелью, погружается в кровь. «Peng, peng, peng!» Свет убит. Во тьме Эм через голову снимает с себя коричневую рубашку и бросает её в кучу с курткой и тёплым свитером.
Впечатление этот расстрел лампочки пальцами производит, конечно же. Даже на меня. Даже после того, как я видела этот фокус десятки, наверное, раз уже.
Потом Эм достаёт из штанов то, что производит ещё большее впечатление, и женщина моментально забывает про свет и перегоревшую лампочку. Секунду назад она думала о том, что сама не сможет починить освещение и ей из-за придури Эм придётся потратиться на вызов электрика, а до тех пор без света сидеть. Теперь она вовсе не думает. В голове просто: «Ооо-ооуу-уоох...»
В момент, когда она берёт член в ладонь, я ухожу в позвоночник Эм.
Потому, что есть время, когда мне мало казнённого освещения, тьмы и тумана моей головной боли. Когда мне мало что помогает отвлечься в достаточной степени для того, чтобы не чувствовать то, что чувствует Эм. Есть время, когда мы разделяемся. Он хочет и делает. А я не хочу и издали наблюдаю.
Это пока ещё получается.
Отстраниться, отключить своё осязание от его кожи, обоняние обособить, убрать вкусовые рецепторы и даже зрение приглушить и видеть не всё, что он видит, а только пятна, в которых угадываются кое как женская голова, склонившаяся ему на живот, женские плечи и бёдра.
Когда он с людьми и входит своим телом в людей — я в нём, но я не он точно. Я — он, когда он облизывает сигнальные фонари, например. Хотя скорее бы предпочла не быть им в этот момент.
Это трудно объяснить. Тем более трудно написать это по-русски.
Это даже не игра в оставленное для него личное пространство, в свободную территорию, где Эм может маневрировать сам, без моего присутствия и без моих ээ-эээ-э советов.
И, само собой, это не какой-нибудь банальный вуайеризм, потому, что я переполняюсь возбуждением и желанием Эм, но не возбуждаюсь сама и не хочу тех людей, которых он возбуждает.
Это просто, наверное, то самое, что я хотела бы пока оставить за скобками нынешнего формата наших с ним отношений.
Возможно, это надежда.
Надежда на то, что у наших отношений будет когда-нибудь совершенно иной формат. Надежда на то, что на месте. Нет. Не на месте. Вместо. Надежда на то, что вместо всех этих женщин и мужчин у него для него будем когда-нибудь мы с В.
«То есть, ты не хочешь видеть, слышать и чувствовать, потому, что не хочешь заранее знать то, что я буду делать с тобой?» - Эм дотягивается из оргазма до своего хребта и пытается спросить у меня о догадке своей. Я отвечаю коротко: «Да.»
Эм в это мгновение жалеет о темноте, которую сам же устроил. Потому, что поднимает голову, смотрит в зеркало, расположенное наискосок от огромной туши дивана, и делает на лице выражение Рита Хейуорт №244, то бишь, звезда в охуении. Он приподнимает бровь, приоткрывает рот, таращит и без того большие глаза совиные и всем своим прекрасным лицом как бы интересуется у меня: «Ты всегда была такая дурочка, а я просто не замечал? Или поглупела вот только что?»
«В смысле?» - Я тоже пытаюсь передать в его позвонки удивление от его странной реакции. Эм закатывает глаза: «Ой да боже ж ты ж мой да что же тут непонятного?» «А словами объяснить?» «А словами... Я. Не. Буду. Делать. С. Тобой. То. Что. Делаю. С. Другими. Людьми. Всё. Будет. Не. Так. Всё. Будет. По-другому. Иначе. Это будет отличатся примерно так же, как балет про Ромео с Джульеттой отличается от книги про Ромео с Джульеттой. Поэтому ты можешь смотреть, слушать и трогать. Ты всё равно ничего не узнаешь потом. Так понятно?» «Понятно.» «И?» «Но я всё равно не хочу. Я потом придумаю ещё какую-нибудь причину для того, чтоб в часы, когда ты с кем-нибудь трахаешься, убегать в костный мозг...»
Іноді, коли я пишу про Ем, у мене таке відчуття, що я цей текст вирізую з себе ножем.
