Про царапины на спине...
Feb. 8th, 2018 09:10 pm![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png)
У меня горит на спине участок расцарапанной кожи. В доме у меня нет котов, но меня таки кот поцарапал.
Эм снимал кота со шкафа. Со своего кухонного шкафа. Собственного кота. Кот фон Штауффенберг нагл и одноглаз. Из-за этого он — на шкафу, но не эталон грациозности. Кот грузно ходит по краю, сбрасывает большие предметы боками, а те, что помельче полегче — сметает упругим хвостом. Кот смотрит сверху презрительно на хозяйское громкое: «А ну слазь оттуда! Слазь, кому говорю!» Кот не считает нужным даже отвечать на угрозы оторвать ему голову, если вот эта бутылка... «Ах же ж чёрт побери, оливковое масло! Ах же ж мать твою мать!!»

Эм придвинул стул к шкафу. Залез с ногами на стул. Дотянулся до жопы фон Штау и, крепко её ухватив, стащил кота себе на руки. Положил на плечо и ладонью придерживал.
И тут кот решил вырваться из нежных объятий и сигануть красивым метким прыжком на столешницу кухонного острова. Он дёрнулся. Растянулся. Загрёб передними лапами кофту, в которую Эм был одет. Переместился на спину. Задними от плеча оттолкнулся и улетел. Как ракета.
Эм, стоя на стуле, развернулся, посмотрел на кота, сидевшего на разделочной доске и вылизывавшего левый бок. Поинтересовался: «Штауффенберг, ты придурок?» И, не дождавшись ответа, стал со стула слезать.
В момент, когда Эм прикоснулся к своей спине и сказал: «Ой. Что такое?» - я знала — кот его поцарапал. Потому, что то место, которое у него заболело, болело и у меня. И я — чтоб убедиться, что это — то самое место и оно именно поцарапано — попросила даже супруга посмотреть и сфотографировать для меня моим телефоном.
«Отлично!» - Сказала я, отправляя в облако Эм фотографию. «Скажи спасибо, что у меня всего лишь маленький кот, а не тигр, например!» - Ответил он мне в утешение.
Мы поговорили ещё. О коте и о том, что кот явно видит в Эм второе воплощение фюрера и стремится закончить проект свой по устранению зла. Потом Эм пошел убирать осколки зелёной бутылки и смывать два литра салатного масла, растёкшиеся красиво по полу. А я села думать.
Нет, не о том, что у меня сейчас вот спина расцарапана. К царапинам я привыкла уже. И не только к царапинам. Я постоянно ношу на себе половину всех порезов, ушибов, синяков и фингалов, полученных Эм на пути его, и для меня не новость, что так у нас может быть.
Я села думать о том, что вовлечённость в боль чью-то — это высшая форма интимности. Потому, что на боль реагируешь собственным телом, клетками, кровью, гормонами, а не запуском механизма: «Представляю. Сочувствую.»
Я это знаю, как Корвэ. И теперь я это знаю, как любящий человек.
Эм снимал кота со шкафа. Со своего кухонного шкафа. Собственного кота. Кот фон Штауффенберг нагл и одноглаз. Из-за этого он — на шкафу, но не эталон грациозности. Кот грузно ходит по краю, сбрасывает большие предметы боками, а те, что помельче полегче — сметает упругим хвостом. Кот смотрит сверху презрительно на хозяйское громкое: «А ну слазь оттуда! Слазь, кому говорю!» Кот не считает нужным даже отвечать на угрозы оторвать ему голову, если вот эта бутылка... «Ах же ж чёрт побери, оливковое масло! Ах же ж мать твою мать!!»

Эм придвинул стул к шкафу. Залез с ногами на стул. Дотянулся до жопы фон Штау и, крепко её ухватив, стащил кота себе на руки. Положил на плечо и ладонью придерживал.
И тут кот решил вырваться из нежных объятий и сигануть красивым метким прыжком на столешницу кухонного острова. Он дёрнулся. Растянулся. Загрёб передними лапами кофту, в которую Эм был одет. Переместился на спину. Задними от плеча оттолкнулся и улетел. Как ракета.
Эм, стоя на стуле, развернулся, посмотрел на кота, сидевшего на разделочной доске и вылизывавшего левый бок. Поинтересовался: «Штауффенберг, ты придурок?» И, не дождавшись ответа, стал со стула слезать.
В момент, когда Эм прикоснулся к своей спине и сказал: «Ой. Что такое?» - я знала — кот его поцарапал. Потому, что то место, которое у него заболело, болело и у меня. И я — чтоб убедиться, что это — то самое место и оно именно поцарапано — попросила даже супруга посмотреть и сфотографировать для меня моим телефоном.
«Отлично!» - Сказала я, отправляя в облако Эм фотографию. «Скажи спасибо, что у меня всего лишь маленький кот, а не тигр, например!» - Ответил он мне в утешение.
Мы поговорили ещё. О коте и о том, что кот явно видит в Эм второе воплощение фюрера и стремится закончить проект свой по устранению зла. Потом Эм пошел убирать осколки зелёной бутылки и смывать два литра салатного масла, растёкшиеся красиво по полу. А я села думать.
Нет, не о том, что у меня сейчас вот спина расцарапана. К царапинам я привыкла уже. И не только к царапинам. Я постоянно ношу на себе половину всех порезов, ушибов, синяков и фингалов, полученных Эм на пути его, и для меня не новость, что так у нас может быть.
Я села думать о том, что вовлечённость в боль чью-то — это высшая форма интимности. Потому, что на боль реагируешь собственным телом, клетками, кровью, гормонами, а не запуском механизма: «Представляю. Сочувствую.»
Я это знаю, как Корвэ. И теперь я это знаю, как любящий человек.