Вот, наконец,
Jan. 26th, 2012 02:47 pm![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
anna_amargoразгребаются в процессе игры те фотографии, которые были сгружены в папку давным-давно и до которых руки и Музы долго не доходили.
Сейчас села, пролистала, остановилась... И даже почти не думала — сразу стала писать... И две линии — из Части Второй и Аннина — хлоп — пересеклись...
Анна – на автоответчик Алессандро:
Привет. Я сижу в Sala 1, в кабинете Эмануэлы, и считаю каменные плитки на полу под ногами. Двадцать пять коричневых, четырнадцать серых, есть ещё рыжие и парочка черных истёртых. Упражнения математические помогают мне не заорать, наземь не упасть. И сдерживают нервные судороги. Они же мне помогли сохранить остатки спокойствия. Ровно столько остатков, чтобы я смогла выйти из машины дурацкой брата придурошного, и под гудение возмущённое всех тех, кого мы застопорили на узкой Matteo Boiardo, добежать до галереи, где добрая Эм предложила мне кресло и кофе. И сердечно разрешила оставаться здесь столько, сколько мне нужно. А сколько мне нужно? Как ты думаешь, сколько времени может понадобиться на то, чтоб переварить этот скандал безобразный. С выговоренным, наконец: «Признайся, что ты меня хочешь!» И с бегством немым и постыдным… Сколько времени? Как переварить? Если меня тошнит постоянно и я выпитые полчашки чёрного холодного кофе… Просто не могу… Не могу…
Анна – на автоответчик Алессандро:
Привет. Да не волнуйся ты так… Всё в порядке со мной. Перебралась из кабинета кураторского в уборную дамскую… Поближе к раковине и к шуму городскому. Тут, между прочим, плитка на полу гораздо затейливей. Вдоль и поперёк и наискось занятный узор… И – пока глаза разбегаются – о Массимо я не думаю… Я стараюсь не думать… Вообще… И я даже удивляюсь теперь – как язык у меня повернулся бросить в него этой фразой… Никогда бы не подумала такого о языке о своём… Он же не дурак, мой язык, ему тридцать четыре года почти и он уже давно отлично усвоил, что какие-то слова лучше держать при себе…
Анна – на автоответчик Алессандро:
Привет снова, мой золотой… Нет, я совсем не хотела сделать ему больнее, чем делала до сих пор… Я просто не выдержала окаменевшего его профиля рядом с собой. Я не сдержалась… Я думала, что если он причину вслух назовёт, мне сразу же легче станет… Если он скажет: «Я тебя ревновал, а их ненавидел, поэтому я это сделал!» Я думала – если он это скажет, мне будет проще простить… Всё-таки ревность имеет достаточный вес, чтоб лечь на весы. И даже, чтоб перевесить… Помнишь идиотскую шутку Франческо про Отелло и странгуляционные сексуальные игры… И ты ещё сказал тогда: «Что б это ни было, но ревности там точно не наблюдалась…» Я не понимала… А теперь поняла… Ревнивцем был вовсе не мавр, а его верный Яго. Отодвинутый в сторону молодым лейтенантом и женой молодою, он затеял игру не на жизнь, а на смерть и её доиграл до конца… «Я ранен, но не насмерть…» А я как дура – стою с платком, как с уликой… Возвышаюсь над ним и говорю: «Скажи, брат любимый, какая у тебя причина была меня подставить вот так вот?» Я понимаю – она была, она есть. Я знаю её досконально… Но мне зачем-то нужно услышать ушами, а не раздавленным сердцем… И я смотрю ему в глаза и понимаю, что он готов признаться, что ещё чуть-чуть поднажать и он расколется… Но вместо этого он говорит: «Не спрашивайте. Вам довольно знать. Отныне впредь я не скажу ни слова!» Он психует… Взрывается. Он посреди дороги выскакивает из машины с ключами и убегает стремительно… А я теперь здесь – как полнейшая дура – сижу на крышке унитазной, смотрю на узорчатый пол и размышляю о том, считала ли я квадратики белые и сколько их у меня получилось…
Сейчас села, пролистала, остановилась... И даже почти не думала — сразу стала писать... И две линии — из Части Второй и Аннина — хлоп — пересеклись...
Анна – на автоответчик Алессандро:
Привет. Я сижу в Sala 1, в кабинете Эмануэлы, и считаю каменные плитки на полу под ногами. Двадцать пять коричневых, четырнадцать серых, есть ещё рыжие и парочка черных истёртых. Упражнения математические помогают мне не заорать, наземь не упасть. И сдерживают нервные судороги. Они же мне помогли сохранить остатки спокойствия. Ровно столько остатков, чтобы я смогла выйти из машины дурацкой брата придурошного, и под гудение возмущённое всех тех, кого мы застопорили на узкой Matteo Boiardo, добежать до галереи, где добрая Эм предложила мне кресло и кофе. И сердечно разрешила оставаться здесь столько, сколько мне нужно. А сколько мне нужно? Как ты думаешь, сколько времени может понадобиться на то, чтоб переварить этот скандал безобразный. С выговоренным, наконец: «Признайся, что ты меня хочешь!» И с бегством немым и постыдным… Сколько времени? Как переварить? Если меня тошнит постоянно и я выпитые полчашки чёрного холодного кофе… Просто не могу… Не могу…
Анна – на автоответчик Алессандро:
Привет. Да не волнуйся ты так… Всё в порядке со мной. Перебралась из кабинета кураторского в уборную дамскую… Поближе к раковине и к шуму городскому. Тут, между прочим, плитка на полу гораздо затейливей. Вдоль и поперёк и наискось занятный узор… И – пока глаза разбегаются – о Массимо я не думаю… Я стараюсь не думать… Вообще… И я даже удивляюсь теперь – как язык у меня повернулся бросить в него этой фразой… Никогда бы не подумала такого о языке о своём… Он же не дурак, мой язык, ему тридцать четыре года почти и он уже давно отлично усвоил, что какие-то слова лучше держать при себе…
Анна – на автоответчик Алессандро:
Привет снова, мой золотой… Нет, я совсем не хотела сделать ему больнее, чем делала до сих пор… Я просто не выдержала окаменевшего его профиля рядом с собой. Я не сдержалась… Я думала, что если он причину вслух назовёт, мне сразу же легче станет… Если он скажет: «Я тебя ревновал, а их ненавидел, поэтому я это сделал!» Я думала – если он это скажет, мне будет проще простить… Всё-таки ревность имеет достаточный вес, чтоб лечь на весы. И даже, чтоб перевесить… Помнишь идиотскую шутку Франческо про Отелло и странгуляционные сексуальные игры… И ты ещё сказал тогда: «Что б это ни было, но ревности там точно не наблюдалась…» Я не понимала… А теперь поняла… Ревнивцем был вовсе не мавр, а его верный Яго. Отодвинутый в сторону молодым лейтенантом и женой молодою, он затеял игру не на жизнь, а на смерть и её доиграл до конца… «Я ранен, но не насмерть…» А я как дура – стою с платком, как с уликой… Возвышаюсь над ним и говорю: «Скажи, брат любимый, какая у тебя причина была меня подставить вот так вот?» Я понимаю – она была, она есть. Я знаю её досконально… Но мне зачем-то нужно услышать ушами, а не раздавленным сердцем… И я смотрю ему в глаза и понимаю, что он готов признаться, что ещё чуть-чуть поднажать и он расколется… Но вместо этого он говорит: «Не спрашивайте. Вам довольно знать. Отныне впредь я не скажу ни слова!» Он психует… Взрывается. Он посреди дороги выскакивает из машины с ключами и убегает стремительно… А я теперь здесь – как полнейшая дура – сижу на крышке унитазной, смотрю на узорчатый пол и размышляю о том, считала ли я квадратики белые и сколько их у меня получилось…
