Жила-была Стефания.
Aug. 13th, 2011 01:05 am![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
anna_amargoДочь неуёмного Филомено, унаследовавшая от него три четверти характера и тяжелую руку... Которой она регулярно охаживала по шеям младших сестёр и братьев, а иногда — и старших...
Родилась Стефа 5 мая тысяча девятисотого года в доме немолодых бездетных родственников, у которых её, скитавшиеся по Российской Империи, родители остановились на пару недель... И семейные предания — на глазу голубом — рассказывают, что после неё в доме, где муж и жена без потомства прожили четырнадцать лет, стали один за другим рождаться здоровые сыновья. Целых четыре штуки...
Возможно, это — всего лишь легенда, но и сама Стеф рассказывала её спустя восемьдесят лет с гордостью и со смирением... «Ну вот так сбылось, я же не напросилася...»
Не напрашиваться, но получать всё, что хочется — Стефания это умела... И девяносто четыре года прожила, лёжа на воде и подчиняясь течению...
В годы войн и революций, когда часть семьи развернулась резко и стала двигаться в сторону, откуда когда-то пришла (Мануэль добрался до Литвы, а потом оказался в Польше. Мария осела во Львове и там разрослась до размеров недружелюбного клана. Исабель — правдами и неправдами доехала до истока и обосновалась в Испании, которую потом прокляла, ибо в конце тридцатых её сыновья встали по разные стороны фронта и погибли все до единого...) Стефания решила оставаться на месте и не сделала с места ни шагу...
В двадцать третьем году она вышла замуж за Тарана Ивана, сына пасечника — бедного бедняка по меркам папаши Фила. Причем, замуж выходила беременная (И жутко переживала, стоя за печкой и ногтиком её ковыряя, пока Филомено выламывался перед сватами пришедшими: «Это же дочка любимая, а не овца какая-нибудь, и я должен уверен быть, что ей будет житьё хорошее, не хуже, чем у меня...)... И сына — Ивана Ивановича — родила под снопом — свекровь — считавшая, что носить чадо ей ещё месяца два — послала Стефанию на покос — отнести косарям еду...
Потом родила Василия, Любовь и младшую — Клавдию — в ноябре тридцать второго — в самую голодуху. И выжила — с детьми и с мужем — в колхоз так и не вступивши — только потому, что соседи носили ей картошку за пазухой и кукурузу в карманах — в обмен на гадания о родственниках, вывезенных в лагеря, пропавших и потерявшихся...
И так — мелкими перебежками — через самые страшные годы... Оккупацию и войну — в настроении благодушном — не смотря на похоронку и две бумажки о том, что муж и сын младший числятся пропавшими без вести — рассказывала подругам, что «Вернутся все трое. Я ведь видела сон про три ножика — большой, поменьше и маленький — они заржавевшие были, но ни один не был сломан!» И оказалась права...
После войны — продолжая гадать и делать куколок обережных — просто жила — как трава — мало чем интересуясь... Грызлась за межу и воспитывала брата Хуана, жившего по соседству, и брата Мигеля, которого — до старости и до смерти его — считала младенцем и дурачком неумелым...
А перед смертью почти забыла русский язык и украинский тоже... И последнее, что сказала — на испанском: «Klava, quitar el espejo. Él me mira desde allí...»
P.S. На фотографии — слева Стефа, справа — её сестра Консепсьон... Двадцать один и двадцать лет, соответственно... Сфотографированы на фоне сарая, в котором стригли овец... Лица и позы такие у них потому, что они насмехались над братом Хосе, купившим фотоаппарат и воображавшим себя хроникёром...
Родилась Стефа 5 мая тысяча девятисотого года в доме немолодых бездетных родственников, у которых её, скитавшиеся по Российской Империи, родители остановились на пару недель... И семейные предания — на глазу голубом — рассказывают, что после неё в доме, где муж и жена без потомства прожили четырнадцать лет, стали один за другим рождаться здоровые сыновья. Целых четыре штуки...
Возможно, это — всего лишь легенда, но и сама Стеф рассказывала её спустя восемьдесят лет с гордостью и со смирением... «Ну вот так сбылось, я же не напросилася...»
Не напрашиваться, но получать всё, что хочется — Стефания это умела... И девяносто четыре года прожила, лёжа на воде и подчиняясь течению...
В годы войн и революций, когда часть семьи развернулась резко и стала двигаться в сторону, откуда когда-то пришла (Мануэль добрался до Литвы, а потом оказался в Польше. Мария осела во Львове и там разрослась до размеров недружелюбного клана. Исабель — правдами и неправдами доехала до истока и обосновалась в Испании, которую потом прокляла, ибо в конце тридцатых её сыновья встали по разные стороны фронта и погибли все до единого...) Стефания решила оставаться на месте и не сделала с места ни шагу...В двадцать третьем году она вышла замуж за Тарана Ивана, сына пасечника — бедного бедняка по меркам папаши Фила. Причем, замуж выходила беременная (И жутко переживала, стоя за печкой и ногтиком её ковыряя, пока Филомено выламывался перед сватами пришедшими: «Это же дочка любимая, а не овца какая-нибудь, и я должен уверен быть, что ей будет житьё хорошее, не хуже, чем у меня...)... И сына — Ивана Ивановича — родила под снопом — свекровь — считавшая, что носить чадо ей ещё месяца два — послала Стефанию на покос — отнести косарям еду...
Потом родила Василия, Любовь и младшую — Клавдию — в ноябре тридцать второго — в самую голодуху. И выжила — с детьми и с мужем — в колхоз так и не вступивши — только потому, что соседи носили ей картошку за пазухой и кукурузу в карманах — в обмен на гадания о родственниках, вывезенных в лагеря, пропавших и потерявшихся...
И так — мелкими перебежками — через самые страшные годы... Оккупацию и войну — в настроении благодушном — не смотря на похоронку и две бумажки о том, что муж и сын младший числятся пропавшими без вести — рассказывала подругам, что «Вернутся все трое. Я ведь видела сон про три ножика — большой, поменьше и маленький — они заржавевшие были, но ни один не был сломан!» И оказалась права...
После войны — продолжая гадать и делать куколок обережных — просто жила — как трава — мало чем интересуясь... Грызлась за межу и воспитывала брата Хуана, жившего по соседству, и брата Мигеля, которого — до старости и до смерти его — считала младенцем и дурачком неумелым...
А перед смертью почти забыла русский язык и украинский тоже... И последнее, что сказала — на испанском: «Klava, quitar el espejo. Él me mira desde allí...»
P.S. На фотографии — слева Стефа, справа — её сестра Консепсьон... Двадцать один и двадцать лет, соответственно... Сфотографированы на фоне сарая, в котором стригли овец... Лица и позы такие у них потому, что они насмехались над братом Хосе, купившим фотоаппарат и воображавшим себя хроникёром...
