Городок ещё раз.

Просто потому, что пока не отпускает меня, но и писаться не пытается даже. И я делаю всё, что угодно – ищу подходящие фотографии в интернете… Просматриваю ролики с американской рекламой конца шестидесятых годов прошлого века… Сканирую «подробную карту», которую нарисовала когда-то… И всё надеюсь, что – ни сегодня, так завтра – Муза Массачусетса смилостивится надо мною и подарит черничных чернил… А пока – три рассказика… В дополнение к этим вот…


червь под корнями

пятница 22.08.1969
11:45 вечера
дом Хилтонов

Два часа назад в крайне расстроенных чувствах Эндрю Хилтон лёг в свою сиротскую постель... Он включил на ночь потолочный вентилятор, погасил стоявшую на тумбочке у изголовья жёлтую лампу, укрылся одеялом, повернулся на бок, закрыл глаза, но ритуал оказался бессилен - сон не пришёл...
Мистер Хилтон кряхтел и ворочался, простыни постепенно становились влажными от пота - сон всё ещё не собирался приходить, наоборот - улепётывал без оглядки...
В голове мистера Хилтона теснились возбуждённые мысли - каждая хотела оказаться первой, каждая требовала внимания... Эндрю сел в кровати и нажал на потайной выключатель ночника... Бледно-зелёный свет маленькой лампочки, спрятанной за полинявшим бабушкиным зеркалом, превратил спальню в огромную пещеру, напоминающую мистеру Хилтону тайный грот у озера... ( . . . )

Понедельник, да-да...

И значит — те, кто ещё не устал от погони — продолжают гоняться за Сэй... Да, японская фрейлина не имеет никакого отношения к тем темам, за которые мы взялись сейчас, но я удивляюсь тому, что именно об этом она написать не додумалась... Хотя, может, госпожа Сёнагон страдала каким-нибудь расстройством сна и ей было просто нечего писать про

То, что хочется увидеть во сне.

Мужчин, которых любишь. И, желательно, чтоб без одежды и, хотелось бы, чтоб погорячее. Некоторые ведь любят погорячее. Некоторые же любят так, как могут любить лишь в грёзах и снах...

Продолжение застопорившихся историй. «Надежда всего мира» и «Дневник их сестры»... И ещё много-много всего, резво начатого и вскоре заброшенного. Все они — мои потерянные персонажи, мои разнесчастные жертвы — спят. И им снится, как я ложусь под одеяло и в красочном сновидении вижу их блестящий финал. А я ворочаюсь в постели и — не смотря на то, что догадываюсь — к чему всё шло и чем могло закончиться — не могу встать и писать... Просто не могу... Потому, что не могу пересилить себя. И заставить себя не способна...

Места, в которые никогда не вернёшься. Viale 30 Aprile приближающаяся постепенно — из-за зелёного поворота выплывающие дома. Кроны старых деревьев. Асфальт. Графитти. Белый пёс, уходящий в дыру под университетским забором. Закат сентябрьского дня. Время, заблудившееся в воспоминаниях. Останавливаешься. Изумляешься. И не сразу понимаешь, что это лишь сон... Только когда протягиваешь руку и пытаешься задержать оранжевый свет, рассеивающийся в сиреневом небе...

События, которые ещё не произошли. Знаки. Отметины. Подсознанием. Провидением. Набросанная пунктирная линия. Шаг за шагом к понимаю подсказок. Шаг за шагом на поводу у будущего. Продвигаешься, смотришь и запоминаешь. Чтобы потом когда-нибудь, через пять-десять лет, увидеть наяву и узнать...

Свет в конце тоннеля. То, на что надеешься, утопая в самом кошмарном кошмаре... То, во что веришь в плену, в лаве, в объятиях зелёно-коричневых демонов. Ибо — отправляясь в Антанодор — остаешься в своей постели и кто-то, лежащий рядом — не просыпаясь — находит твою ладонь, сжимает её и произносит: «Эй, успокойся... Это всего лишь сон...»