anna_amargo | Эрленд снова с нами.

И ещё какое-то время будет. По понедельникам. Вот как сейчас. С достаточно трудной темой -

Вещи, о которых я что-то знаю.

Мужчины. Которые, хоть и не вещи, но всё же – мне кажется, я знаю их. То, как они думают. То, как они чувствуют. И даже то, как они думают, что играя в бесчувственность, они наберут бонусов и сохранят в неприкосновенности свою ранимую душу.
Я догадываюсь, что знаю я их только потому, что, кроме того, что женщина, я ещё и Корвэ, а Корвэ – по умолчанию мужчина. Свой своего, так сказать. Рыбак рыбака. Мужик мужика. На посиделках. На перекрёстках. Стоит только взглянуть, чтоб понять – кто струсит и найдёт себе оправдание, а кто сделает это, ни на секунду не задумавшись. Стоит только замолчать, чтоб – по движению кадыка, по напрягшемуся бедру, по медлительности пальцев, сбивающих пепел с сигареты – понять – что он сейчас скажет и каким тоном.
И, да, именно поэтому, наверное, у меня столько друзей мужчин. И, подозреваю, что по той же причине мужчины остаются моими друзьями и тогда, когда я с ними сплю. И даже тогда, когда спать я с ними перестаю.

Секс. Хотя тут, скорее, не «знаю», а «умею»…

Футбол. Некоторые, конечно, могут сказать, что я разбираюсь не в футболе, а в (недавно мной обнаруженном в закромах Мировой Культуры) футбольном слеше, например… Но я им возражу! Я понимаю, что такое аут и понимаю правило про положение вне игры. Я даже посмею предположить, что могу разобраться в тактических схемах и догадаться, почему делается или не делается в данный момент ставка на тех или иных игроков. И – если подкоплю смелости – я скажу, что Клаудио Раньери, продавливая своё виденье игры, вполне может сломать Леандро Греко грузом взваленной на него ответственности. То есть, Раньери, конечно, столп, но – мальчика жалко…

Проза и поэзия. Хотелось бы верить, что я знаю об этих стихиях не только, как потребитель книг и любитель чтения… Хотелось бы верить…

Рубар Забир. Я никогда не занималась планомерным изучением и дешифровкой, но вдруг поняла, что знаю этот язык достаточно, чтоб видеть ошибки в формулах. И исправлять их раньше, чем Андрей Николаевич наколдует себе коровьи удои вместо бычьей силы…

Красота и гармония. Я знаю, я чувствую. Я всё это принимаю и перевариваю. Сгибающегося и протекающего Антонио Гауди. Свет, словно желтое сливочное масло, намазывающего на холст Караваджо. Баха, срывающегося со струн нежной виолончели. Пруста, который хочет остановиться, но не может этого сделать. Лорку, заносящего кинжал своих слов, но ранящего в первую очередь себя. Александра Годунова продолжающего двигаться в безмолвии. И даже Мэла Гибсона, произносящего умирающими губами датского принца: «The rest is silence»…