Amor два раза

[anna_amargo]

AMOR AMOR

- Хатэ! – выкрикнул Фридрих и стремительным движением направил нож Севилье в грудь.. Лезвие распороло жилет, скользнуло по белью и рассыпалось в пыль едва коснувшись креодмовской кожи… В руке у младшего Амора остался лишь костяной черенок и, хохоча, Фрид несколько раз подбросил его и поймал…
В комнату вошёл старший брат Фридриха, спросил:
- Развлекаетесь? – и на лету перехватив оставшуюся от оружия рукоятку, добавил:
- Испортил хорошую вещь…
Оба, и Севилья Андалусиа, и покушавшийся на него Фрид Амор, рассмеялись, глядя как Франц старается удержать на лице суровое выражение, но спустя четверть часа, когда Севилья, сменив одежду и набросив на плечи кожаный плащ, вышел вслед за братьями Амор на мороз, он почувствовал как миллион иголочек колет его спину и как ледяная капля сползает с затылка вниз… Севилью колотил озноб, но не от холода и порывистого ветра, оккупировавшего Вену с первых дней января; Севилью трясло и тошнило от того, что он видел, как на сотую долю секунды в глазах Фридриха Амора вспыхнуло и погасло разочарование… Тогда Андалусиец видел, но только теперь, по дороге в синематограф, разложив на кадры три минуты той шуточной схватки, он по настоящему осознал смысл каждого жеста Фрида и расшифровал каждый его взгляд…
Они боролись за книгу, отталкивали друг друга локтями и подбородками, бёдрами двигали массивные стулья и, когда ладонь Амора, плечом упиравшегося в плечо Андалусиа, случайно нашла оставленный кем-то на столе нож для бумаг, в глазах его Севилья успел прочитать: «а вдруг?..». Но, когда вооружённая рука Фрида, молниеносно взлетевшая и сразу же ударившая, остановилась, как ей и следовало, в шаге от сердца Севильи и блестящее лезвие мгновенно поржавело, раскололось и распалось на микроскопические частички железного праха, в зрачках бившего мелькнуло короткое «увы»…
Креодма нельзя убить простым ножом для вскрытия корреспонденции и разрезания книг – все бессмертные знали этот закон природы, знали его и Фридрих Амор и Севилья Магрин, вот только Севилье никогда не приходила в голову крамольная мысль проверить догму на крепость…
Выстуженный воздух трещал и схватывал дыхание на губах, утром выпавший снег лежал тончайшим слоем на ветвях деревьев и на скамьях, ледяные корки хрустели и, не лопаясь, прогибались под лёгкими шагами трёх шедших друг за другом крео… Спина Фридриха всё время была перед глазами Севильи и Андалусиец смотрел на эту спину, то совсем близкую, то быстро удаляющуюся, с чувством, в котором смешаны были в неравных пропорциях удивление, обречённость и страх…
Севилья шёл всё медленнее и, наконец, остановился. При слабом оранжевом свете, разбитом на квадраты оконной рамой, он стал осматривать свои брюки и ботинки, тщётно пытаясь увидеть на них следы рыжей пыли… За это время братья Амор далеко ушли вперёд, но вскоре Севилья услышал спешно приближающиеся шаги одного из них. Франц возвращался…
- Ты кого-то увидел? – спросил Франц Амор, подошедший почти вплотную к дрожащему и сбитому с толку Севилье.
- Тебя.
- Чудесно. К чёрту кино! Хочешь со мной к антиквару? – когда Франциск говорил, губы его тоже дрожали, вряд ли от холода, но и не от испуга… Всякому креодму достаточно было лишь мельком глянуть на белое лицо и хрустальные глаза, чтоб догадаться – трясёт Франа от нетерпения, чтоб понять, как Амор голоден и с какой жадностью он тот час бы припал к любому источнику горячей крови… Севилья посмотрел и сразу же отвернулся…
- А Фрид? – спросил он еле слышно, с трудом ворочая каменным языком.
- Он сказал, его мутит от бронзовых канделябров и кресел в стиле вампир…
Силы улыбнуться Севилья в себе нашел, но к магазинчику старого Тешема он подошёл на ватных ногах и с гудящей, как колокол, головой…
Амор толкнул дверь с надписью <Картины и Подарки> золотом по матовому, залапанному сотнями клиентов, стеклу, но она, к его огромному изумлению, не поддалась…
- Заперто.., – всё ещё не веря в очевидное, пробормотал Франциск и тихонько постучал, потом постучал сильнее, но свет в магазине зажёгся только тогда, когда крео Амор стал долбить дверь узким носком сапога.
- Чем могу служить, господа? – перед ними, одной рукой придерживая полуоткрытую створку, а второй приглаживая на голове остатки серых волос, стоял полный человек лет сорока пяти, недовольный, заспанный и ни чуть не похожий на деда Тешема…
- Где хозяин этой лавочки? – спросил Амор, быстрее Севильи пришедший в себя
после лёгкого потрясения…
Мужчина, державшийся за ручку теперь уже полузакрытых дверей, приосанился и сказал:
- Я хозяин этого магазина, господа…
- Чудно, – промычал Фран Амор и, ленивым жестом отстранив толстяка, вошёл в салон. Следом за ним ступил и Севилья, дверь, снабжённая потайной пружиной, впустив ещё и морозное облако густого пара, захлопнулась.
Человек, назвавшийся хозяином, успел проскользнуть за прилавок, отделяющий полку с дорогим хрусталём и старинными музыкальными инструментами от комнаты, полной пыльного хлама. Он начинал нервничать всё заметней, его правая щека дёргалась от тика, он таращился на ночных посетителей, нездорово выглядящих и нелепо одетых, и пальцами нащупывал под прилавком предмет потяжелее…
Севилья стоял сразу у выхода, прислонившись к чёрному комоду и прикрыв глаза от света… Франц, вложив руки в карманы, прохаживался между хрупкими столиками и громоздкими напольными светильниками… Наконец, он обратился к обливающемуся потом антиквару:
- Позвольте взглянуть на во-о-он тот смычок, Herr…
- Futter, – представился хозяин и поспешил выполнить заказ.
Крео Амор одними указательными взял с прилавка смычок и поднёс его к глазам.
- Севилья, – позвал он тихо и, когда Андалусиец подошёл, указал ему на два слова,
едва различимых под слоем лака и грязи…
- Труппа Уэльвы, – прочёл вслух Севилья и поднял на Амора почти скорбный, почти
умоляющий взгляд.
- Пора, – проговорил Франц и, приподняв колено, с силой опустил на ногу смычок.
Трость со стоном сломалась пополам… Новый хозяин старого магазина открыл, было, рот, но, предупреждая его реплику, Франц прокричал, чеканя каждое слово:
- Мы-не-платим-даже за то-что-лома-ем!
Толстяк, захлёбываясь от ужаса, стал отступать, а потом развернулся и бегом бросился в подсобную часть лавки, но креодм пантерой прыгнул через узкую перегородку и, зажав в руках половинки трости, набросил ему конский волос на шею и задушил свою жертву смычком, словно гарротой…
Вставая с поваленного на пол антиквара Франциск прохрипел:
- Хатэ! – а после, обернувшись к замершему у прилавка Севилье, сказал почти ласково:
- Уезжай домой, diletto, я не могу выбирать между тобой и братом…

19 декабря 2003 года