Про шаурму, может быть...
Feb. 10th, 2018 09:30 pm![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
anna_amargoСамо собой, вчерашняя шутка про Акру наглядно демонстрирует то самое в Эм, что меня постоянно приводит в неимоверный восторг — его острый ум, быстро реагирующий на вызовы любые, и отличное чувство юмора, не всегда, правда, доброе.
Я Акра. Я — Крепость Иерусалимская, за которую столетиями пиздились то уныло, то яростно Рыцари и Сарацины. И это мне — всего лишь за то, что я забыла уже — с кем когда-то давно начинала расковыривать в семейных архивах пласты с гадательной системой карточек Карры дражайшей, и ссылку случайно дала — в посте, для Эм предназначенном — на пост, предназначенный Сандро.
«Саол, Энги.» - Говорит Эм чуваку, подающую ему шаурму, запелёнутую в фольгу и салфетки. «Не не. Я не ревную, конечно. Я просто его закопаю живьём под этой стеной. А тебя приведу посмотреть на это место тогда, когда на нём вырастут первые голубые цветы.» - Говорит он мне в голову, отходя со своей шаурмой от прилавочка забегаловки. «Я знаю, что ты не ревнуешь.» - Я ему отвечаю.
Я действительно знаю, что он не ревнует. Это не ревность. Это скорее похоже на неприятное удивление, может быть.
Эм распелёнывает свой пакет. Вдыхает аромат. Откусывая, восклицает: «Как бы я жил без вот этого вот, если бы сюда не приехали турки и не привезли с собой свою кухню!?» Он этим продолжает, наверное, позавчерашний разговор о Берлине, всё в себе переварящем. Перехватывает еду левой рукой. Правой достаёт из кармана самсунг и делает несколько фото. Потом фронтальную камеру включает и я в скайпе вижу его, мне улыбающегося.
«Главное, не отравиться и несварения не получить от всего этого жира...» - Буркаю я. И он улыбается шире: «А знаешь ли ты, что большинство погибших при всех осадах крепости Акры погибли не от боевых ран, а от банального поноса? Теснота, антисанитария, нехватка воды... В общем вот это вот всё, ja ja selbstverständlich...» «Нехватка воды, говоришь?» - Интересуюсь с ухмылкою я. И мы начинаем ржать вместе.
Потому, что тут я уже среагировала так же примерно, как реагирует Эм — многослойно и желчно пошутила о раздражающем чём-то.
Благословенный Алессандро — тёмная Вода бесконечная. Стоящая на месте вода, олицетворяющая чувственное. И без него — никуда. Без него — лишь в холерный барак, а из барака на кладбище.
«Ты никогда не задумывалась, почему чувства и чувственность — это вода, а секс — жир и золото, нет?» - Спрашивает Эм, дожевывая свою шаурму. Я пожимаю плечами: «Потому, что вода гасит всё, растворяет всё и всё охлаждает?»
«Вот именно.» - Эм вытирает салфеткою рот, комкает фольгу с грязными салфетками в шар и в урну забрасывает. - «Вот именно поэтому, да. Как только люди начинают копаться в том, что они чувствуют, как только начинается полоскание мысли — а что я в ней, обычной, нашел и почему я так хочу этого неинтересного мальчика — так сразу золото холодеет и тонет, а жир неприятными хлопьями начинает на поверхности плавать. И начинается сплошная вода и чистое то, что люди называют Настоящей Любовью.»
«Фу фу фу.» «И не говори, дорогая. Лучше не говори. Хочешь с нами сегодня вечером на симфонический концерт?» «Смотря что за концерт.» «В первом отделении Шостакович. Во втором Американец в Париже.» «Ок. Думаю, да.» - Я прикасаюсь пальцами Эм к его сжатым крепко губам. Он правильно понимает мой жест. Кривит губы и говорит: «Всё, что угодно, кроме мюзикла Итальянец во Мне, да?» «Да.» - Киваю я ему его головою. - «Да. Вот этого не надо. Пожалуйста. Спасибо. До вечера.»
Я Акра. Я — Крепость Иерусалимская, за которую столетиями пиздились то уныло, то яростно Рыцари и Сарацины. И это мне — всего лишь за то, что я забыла уже — с кем когда-то давно начинала расковыривать в семейных архивах пласты с гадательной системой карточек Карры дражайшей, и ссылку случайно дала — в посте, для Эм предназначенном — на пост, предназначенный Сандро.
«Саол, Энги.» - Говорит Эм чуваку, подающую ему шаурму, запелёнутую в фольгу и салфетки. «Не не. Я не ревную, конечно. Я просто его закопаю живьём под этой стеной. А тебя приведу посмотреть на это место тогда, когда на нём вырастут первые голубые цветы.» - Говорит он мне в голову, отходя со своей шаурмой от прилавочка забегаловки. «Я знаю, что ты не ревнуешь.» - Я ему отвечаю.
Я действительно знаю, что он не ревнует. Это не ревность. Это скорее похоже на неприятное удивление, может быть.
Эм распелёнывает свой пакет. Вдыхает аромат. Откусывая, восклицает: «Как бы я жил без вот этого вот, если бы сюда не приехали турки и не привезли с собой свою кухню!?» Он этим продолжает, наверное, позавчерашний разговор о Берлине, всё в себе переварящем. Перехватывает еду левой рукой. Правой достаёт из кармана самсунг и делает несколько фото. Потом фронтальную камеру включает и я в скайпе вижу его, мне улыбающегося.
«Главное, не отравиться и несварения не получить от всего этого жира...» - Буркаю я. И он улыбается шире: «А знаешь ли ты, что большинство погибших при всех осадах крепости Акры погибли не от боевых ран, а от банального поноса? Теснота, антисанитария, нехватка воды... В общем вот это вот всё, ja ja selbstverständlich...» «Нехватка воды, говоришь?» - Интересуюсь с ухмылкою я. И мы начинаем ржать вместе.
Потому, что тут я уже среагировала так же примерно, как реагирует Эм — многослойно и желчно пошутила о раздражающем чём-то.
Благословенный Алессандро — тёмная Вода бесконечная. Стоящая на месте вода, олицетворяющая чувственное. И без него — никуда. Без него — лишь в холерный барак, а из барака на кладбище.
«Ты никогда не задумывалась, почему чувства и чувственность — это вода, а секс — жир и золото, нет?» - Спрашивает Эм, дожевывая свою шаурму. Я пожимаю плечами: «Потому, что вода гасит всё, растворяет всё и всё охлаждает?»
«Вот именно.» - Эм вытирает салфеткою рот, комкает фольгу с грязными салфетками в шар и в урну забрасывает. - «Вот именно поэтому, да. Как только люди начинают копаться в том, что они чувствуют, как только начинается полоскание мысли — а что я в ней, обычной, нашел и почему я так хочу этого неинтересного мальчика — так сразу золото холодеет и тонет, а жир неприятными хлопьями начинает на поверхности плавать. И начинается сплошная вода и чистое то, что люди называют Настоящей Любовью.»
«Фу фу фу.» «И не говори, дорогая. Лучше не говори. Хочешь с нами сегодня вечером на симфонический концерт?» «Смотря что за концерт.» «В первом отделении Шостакович. Во втором Американец в Париже.» «Ок. Думаю, да.» - Я прикасаюсь пальцами Эм к его сжатым крепко губам. Он правильно понимает мой жест. Кривит губы и говорит: «Всё, что угодно, кроме мюзикла Итальянец во Мне, да?» «Да.» - Киваю я ему его головою. - «Да. Вот этого не надо. Пожалуйста. Спасибо. До вечера.»
