Как всегда, как обычно...

[anna_amargo]

На самом деле, я собиралась — вот прямо сегодня с утра — написать не стих, а мыслей набор. Хотела написать о руках мужских. О том, как я руки люблю — не все подряд, конечно же, а руки любимых мужчин... И о том, что — стоит мне на руки эти самые посмотреть — хоть в живую, хоть на фотографиях или на видео — как меня тут же, немедленно начинают одолевать мысли о сексе...

Но — пока собиралась — вдруг поняла, что назвать мыслями этот поток окатывающих меня с головы до ног фантазий эротических не повернётся язык. Это не мысли. Это сила, энергия. Это то, что я отдаю, но в чём не смогу отчитаться. Это то, что у меня забирают — в качестве налога на страсть — те, кого я люблю...

Ну, и — пока я это открытие обмусоливала с разных сторон — подвернулся мне снимок, давным давно сохранённый в папку с любимыми фото. И — написался стишок...

*    *    *    *
Разбирая кладовки покойного дядюшки Авгия,
отделяя старую обувь непарную от блюдец надтреснутых
и будильников, замерших на полпути к часу ночи, 
заворачивая в бумагу всё то, что заберёт с собой,
счищая чешуйки полупрозрачные, желтые
со стопок газетных,
комкая прошлогодние новости
и сенсации позапрошлого года,
остановилась,
сдула пыль с Daily Mail
и прочитала:
«Специалисты университета Огайо
подтвердили теорию.
Они доказали на опыте, что мужчины чаще, чем женщины
думают о сексе.
У мужчин этот показатель составил
в среднем
девятнадцать раз за день.
По данным того же исследования,
женщины
задумываются о сексе почти в два раза реже...»

Разбирая кладовки покойного дядюшки Авгия,
хохотала,
раскачивая тишину в скрипучих колыбелях
полок покатых,
звоном наполняя недобитые бокалы богемские
и банки соскучившиеся по земляничному джему...

Бормотала под нос себе:
«Глупая газетёнка, идиоты в университете Огайо,
разве вы не догадываетесь,
разве вам никто не сказал —
ни мама, ни сестра, ни подружка —
что никогда о сексе не думают 
женщины...
Что они — просто хотят — дном живота, пальцами,
губами, глазами, мозгом спинным, но только не головой...»

Разбирая кладовки покойного дядюшки Авгия —
прикасаясь к стеклу холодному,
к трещинкам кожи, к ворсинкам бумаги растрёпанной,
к перьям пластов пыльных, к губам своим пересохшим —
руки вспоминала мужские,
которые — почти так же нежно, как она — к антикварному хламу
бережливого старого дяди —
к ней прикасались когда-то...

Разбирая кладовки покойного дядюшки Авгия,
оглядывалась на коробки картонные,
памятью наполняющиеся и её игрушками детскими,
шептала,
к ним обращаясь:
«Как можно думать о том, о чём невозможно думать?
Это же то же самое, что и плавать от берега далеко
в море июльском —
стоит только задуматься
о том, как ты плывёшь, как держишься на воде, как гребёшь
руками, ногами...
И всё — уже утонула!
Или плыви...
Или думай!»