Понедельник вне всяких сомнений...
Jul. 1st, 2013 01:40 pm![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png)
И, скорее всего, мне предстоит продолжить в писателя играть... Суть игры такова: Берёшь с полки книгу (я буду брать по порядку — слева направо и снизу вверх) и наугад открываешь. Находишь на открытой странице последний абзац и его переписываешь. А потом — отталкиваясь от абзаца чужого — нужно вывернуть свою мысль как-то так, чтоб она была связана с текстом изначальным, но — своя и о своём, и при том, чтоб была с сюжетом понятным, с началом и с логичным концом.
Попытка №12: Джон Апдайк. «Кролик, беги» «Кентавр» «Ферма». Страница 543.
Я проснулся, и, как это часто бывает, действительность словно бы продолжала сон, только все соотношения оказались смещёнными. Я был в спальне, а снизу доносился голос Пегги. Свет шел снаружи: лучи утреннего солнца, чуть притенённые сеткой от насекомых, косо ложились на широкие подоконники. Голубые занавески были раздвинуты и маленькая спальня уже не была похожа на аквариум с морскою водой, как это представлялось во сне. Пузатый платяной шкаф, принадлежавший когда-то бабушке Пегги, не выглядел больше куском коралла, опущенным в угол стеклянного куба заботливой хозяйской рукой. Сброшенные на пол простыни не напоминали островки песка, прикрывающего галькою выложенное дно. А алое платье, брошенное вчера небрежной рукою Пег на резную спинку кровати перестало быть зависшей в завихрениях воды, шевелящей лениво плавниками рукавов, ленивой рыбой.
Сползать с постели и спускаться в кухню, где Маргарет и её мать звенели посудой, приготавливая завтрак, и где разговаривали на, как мне слышалось, повышенных тонах, желания у меня не было. И я остался лежать, вытянувшись и заложив руки за голову. Солнечный свет, всё более яркий и настойчивый, медленно переползал с пола на стену, а с неё на низкий потолок, обнаруживая на желтых обоях следы маленьких рук грязнули Пегги и попытки затереть ластиком её же каракули.
Я услышал прорвавшееся ко мне снизу сквозь перекрытия и доски дубового пола, несколько раз повторившееся моё собственное имя, и стал прислушиваться к разгоравшемуся разговору.
- Если бы был жив отец, ты не посмела бы привести его в этот дом... Ты бы и в город его не привезла! - Миссис Прув выплёвывает каждое слово сквозь зубы. Так, словно говорить обо мне — это пережёвывать что-то ядовитое или по крайней мере противное и она, вынужденная жевать, глотать эту гадость не хочет.
- Если бы жив был отец, я бы и сама не вернулась сюда! - Пегги перекрикивает шум воды и чиханье старого медного крана, выбрасывающего в гулкую кухонную раковину порции кипятка. Грохот посуды, сброшенной под струю, перекрывает ответ матери и дальше я снова слышу, как Маргарет раздраженно восклицает, что мнение священника и Женского Клуба её обходят меньше всего. - Если ты так дорожишь репутацией этого дома, можешь сказать им, что он спит на диване в гостиной, но не надо убеждать меня в том, что он должен спать на диване в гостиной ради твоего спокойствия.
Меня разбирает смех. Я не могу больше сдерживаться и начинаю смеяться. На секунду внизу воцаряется абсолютная и тревожная тишина, потом я слышу, как Пегги, поставив на каменную столешницу что-то тяжелое, может быть, чайник, может быть, сковороду с шипящим и брызжущим жиром беконом, выходит из кухни и поднимается по лестнице.
- Опять, да? - Я протягиваю к ней руки и она падает в мои объятия. - Она явно не рада твоему возвращению... Или это мне кажется?
- Мне кажется, она не рада тому, что привёз меня ты... - Маргарет смеётся в моё плечо. - Она боится идти в церковь сегодня. Не хочет встретиться с твоей женой и нарваться на скандал при всём светском обществе и при отце Маллигане.
- Она не может не пойти... - Отвечаю я, стараясь сдерживать улыбку, рвущуюся на губы из бездонных глубин голодного желудка.
Я снова осматриваю комнату Пегги. За шесть лет, прошедших с той ночи, когда я в первый и последний раз был здесь, взобравшись по водосточной трубе и перевалившись мешком через обшарпанный подоконник, в ней ничего не изменилось. Все мебель осталась на своих местах. Бельё на кровати было всё тоже. И платье, брошенное Маргарет на изножье со словами: «Сбегать из дому в красном — это уж совсем неприлично!», всё ещё висело на изножье, надуваемое время от времени проскальзывающим в комнату сквозняком...
- Она не может не пойти... - Повторяю я и провожу ладонью по спине Пегги. - В конце концов, она твоя мать, а это — твои похороны, и если она проигнорирует заупокойную службу по единственной дочери, скандал будет похуже, чем любой, который может устроить моя бывшая жена...
Я чувствую, как Маргарет вздыхает. Моя ладонь, лежащая не её спине под лопаткой, приподнимается на миг и проваливается в пустоту. В дверь стучат.
- Мистер Соммерс, мистер Соммерс... - Сквозь дверь и туман я слышу голос миссис Прув. - Просыпайтесь. Нам уже пора. Завтрак на столе внизу. Я погладила вам чёрный костюм мужа, он должен вам подойти... Мистер Соммерс, вы слышите?
- Да, - отвечаю я, открывая глаза. Секунду или две я бестолково гляжу на огромное красное пятно впереди, качающееся из стороны в сторону где-то там, где заканчиваются мои ноги и начинается спинка кровати. Потом я понимаю, что это всего лишь старое платье Пегги.
- Да, - говорю я громче. - Да, миссис Прув, сейчас я спущусь. Я уже проснулся...

Я проснулся, и, как это часто бывает, действительность словно бы продолжала сон, только все соотношения оказались смещёнными. Я был в спальне, а снизу доносился голос Пегги. Свет шел снаружи: лучи утреннего солнца, чуть притенённые сеткой от насекомых, косо ложились на широкие подоконники. Голубые занавески были раздвинуты и маленькая спальня уже не была похожа на аквариум с морскою водой, как это представлялось во сне. Пузатый платяной шкаф, принадлежавший когда-то бабушке Пегги, не выглядел больше куском коралла, опущенным в угол стеклянного куба заботливой хозяйской рукой. Сброшенные на пол простыни не напоминали островки песка, прикрывающего галькою выложенное дно. А алое платье, брошенное вчера небрежной рукою Пег на резную спинку кровати перестало быть зависшей в завихрениях воды, шевелящей лениво плавниками рукавов, ленивой рыбой.
Сползать с постели и спускаться в кухню, где Маргарет и её мать звенели посудой, приготавливая завтрак, и где разговаривали на, как мне слышалось, повышенных тонах, желания у меня не было. И я остался лежать, вытянувшись и заложив руки за голову. Солнечный свет, всё более яркий и настойчивый, медленно переползал с пола на стену, а с неё на низкий потолок, обнаруживая на желтых обоях следы маленьких рук грязнули Пегги и попытки затереть ластиком её же каракули.
Я услышал прорвавшееся ко мне снизу сквозь перекрытия и доски дубового пола, несколько раз повторившееся моё собственное имя, и стал прислушиваться к разгоравшемуся разговору.
- Если бы был жив отец, ты не посмела бы привести его в этот дом... Ты бы и в город его не привезла! - Миссис Прув выплёвывает каждое слово сквозь зубы. Так, словно говорить обо мне — это пережёвывать что-то ядовитое или по крайней мере противное и она, вынужденная жевать, глотать эту гадость не хочет.
- Если бы жив был отец, я бы и сама не вернулась сюда! - Пегги перекрикивает шум воды и чиханье старого медного крана, выбрасывающего в гулкую кухонную раковину порции кипятка. Грохот посуды, сброшенной под струю, перекрывает ответ матери и дальше я снова слышу, как Маргарет раздраженно восклицает, что мнение священника и Женского Клуба её обходят меньше всего. - Если ты так дорожишь репутацией этого дома, можешь сказать им, что он спит на диване в гостиной, но не надо убеждать меня в том, что он должен спать на диване в гостиной ради твоего спокойствия.
Меня разбирает смех. Я не могу больше сдерживаться и начинаю смеяться. На секунду внизу воцаряется абсолютная и тревожная тишина, потом я слышу, как Пегги, поставив на каменную столешницу что-то тяжелое, может быть, чайник, может быть, сковороду с шипящим и брызжущим жиром беконом, выходит из кухни и поднимается по лестнице.
- Опять, да? - Я протягиваю к ней руки и она падает в мои объятия. - Она явно не рада твоему возвращению... Или это мне кажется?
- Мне кажется, она не рада тому, что привёз меня ты... - Маргарет смеётся в моё плечо. - Она боится идти в церковь сегодня. Не хочет встретиться с твоей женой и нарваться на скандал при всём светском обществе и при отце Маллигане.
- Она не может не пойти... - Отвечаю я, стараясь сдерживать улыбку, рвущуюся на губы из бездонных глубин голодного желудка.
Я снова осматриваю комнату Пегги. За шесть лет, прошедших с той ночи, когда я в первый и последний раз был здесь, взобравшись по водосточной трубе и перевалившись мешком через обшарпанный подоконник, в ней ничего не изменилось. Все мебель осталась на своих местах. Бельё на кровати было всё тоже. И платье, брошенное Маргарет на изножье со словами: «Сбегать из дому в красном — это уж совсем неприлично!», всё ещё висело на изножье, надуваемое время от времени проскальзывающим в комнату сквозняком...
- Она не может не пойти... - Повторяю я и провожу ладонью по спине Пегги. - В конце концов, она твоя мать, а это — твои похороны, и если она проигнорирует заупокойную службу по единственной дочери, скандал будет похуже, чем любой, который может устроить моя бывшая жена...
Я чувствую, как Маргарет вздыхает. Моя ладонь, лежащая не её спине под лопаткой, приподнимается на миг и проваливается в пустоту. В дверь стучат.
- Мистер Соммерс, мистер Соммерс... - Сквозь дверь и туман я слышу голос миссис Прув. - Просыпайтесь. Нам уже пора. Завтрак на столе внизу. Я погладила вам чёрный костюм мужа, он должен вам подойти... Мистер Соммерс, вы слышите?
- Да, - отвечаю я, открывая глаза. Секунду или две я бестолково гляжу на огромное красное пятно впереди, качающееся из стороны в сторону где-то там, где заканчиваются мои ноги и начинается спинка кровати. Потом я понимаю, что это всего лишь старое платье Пегги.
- Да, - говорю я громче. - Да, миссис Прув, сейчас я спущусь. Я уже проснулся...