Жил-был Константин,

а потом помер. И на похороны его собрались его друзья. Один из которых взял слово на поминках товарища и сказал:

- Сегодня мы похоронили дорогого нашего Константина Хосевича, человека, который до конца своих дней смог сохранить детство в своём сердце.

После этих слов лицо вдовы Константина Хосевича слегка перекосилось, но она вовремя вспомнила, что о «покойниках либо хорошо, либо ничего» и промолчала.

А могла бы рассказать о том, что это такое – быть замужем за ребёнком. И тридцать шесть лет изо дня в день следить, чтоб он не забыл позавтракать и одеть чистые (и парные, что немаловажно) носки… И встречать его у проходной КБ в день аванса и зарплаты, и вести его за руку домой мимо магазина игрушек, куда он мог бы зайти и где он мог бы потратить все деньги на авиамодели и магнитный конструктор… И покупать ему мороженое и пиво за выбитый ковёр и поклеенные обои… И бояться заболеть, ведь Костя, посланный с рецептом в аптеку, вполне может вернуться без антибиотиков, но с букетом для поднятия боевого духа прихворавшей супруги… И страшиться завести настоящих детей… И не завести их…

Могла бы она поведать о том, как сто миллионов раз обещалась развестись с недоумком, но так и не решилась. Ибо мама говорила ей: «Кто тебя, Людка, так вот ещё любить будет?», а подруги охали и твердили: «Людмила, такой мужик – не пьёт, не гуляет, тебя ни разу пальцем не тронул…»

А ещё могла бы признаться в том, что все годы, прожитые с Константином Хосевичем, каждый божий вечер молилась только об одном – чтоб Бог не дал ей умереть раньше… Ведь «Костик же сущее дитё, он же ж с голоду сдохнет и кошка Мурка, бедняжечка, вместе с ним тоже умрёт»…

Повинуясь правилам приличного тона Людмила Степановна промолчала, а я, двенадцатилетняя, случайно подслушавшая её мысли, решила, что замуж не выйду никогда-никогда, ну разве только после трепанации черепа и последовавшей за этим полной трансформацией личности, может быть…

Эстафета

от gallinn ...

Условия:
Вам от меня достаются 3 действия, а Вы рассказываете о них: как научились, как умеете, нравится ли Вам это делать или не нравится.

Мне досталось: Слышать других, рисовать, писать прозу.

Слышать других … Пыталась вспомнить – как научилась, но вспомнила только историю про дядю Костю , а хоть что-нибудь о процессе обучения припомнить так и не смогла… Всё происходило само собой и слишком быстро, чтоб я смогла смаковать подробности. И очень скоро я поняла, что слышать других совсем не то же, что слушать их… Когда близкие и родные седлают мои уши и долго на них ездят – неприятно… Но, когда они садятся в кабину многотонного грузовика своих эмоций и врезаются на нём мне в мозг, хочется ломать себе пальцы и проклинать снова и снова тот день, когда я научилась слышать, когда вдруг осознала, что, сидящая на другом конце поминального стола, одетая в белое и бежевое, тётя Люда думает: «Боже, если он сейчас не заткнётся, я выплесну ему в харю этот мерзкий столовский борщ!»

Рисовать … Что-то узнаваемое научалась раньше, чем писать и читать. И это то, что я всегда делаю с удовольствием и без принуждения чёртового «вдохновения»… Рисунки – это, наверное, единственное, что я могу считать в полной мере «моим творчеством»… И, к сожалению, на них всегда не хватает времени и сил…

Писать прозу … Я, увы, не уверена, что я это умею. Всё, что я пишу – пишется практически без моего участия. Я лишь держу карандаш прижатым к бумаге и удивляюсь тому, что из-под руки выходит более-менее складный текст… Потом, когда поставлена последняя точка в рассказе, я не способна почти ничего изменить или отредактировать… Это удручает, ведь порой герои выделываются и вытворяют, и их хочется переписать в наказание с назиданием… Но, наученная горьким опытом с персонажем, звавшимся «Белый», я так ни разу и не решилась на карательные меры… Хотя минимум Гранаду и Галвара давным-давно пора хорошенечко вздуть!