*     *     *     *
Она страшная и горячая,
как любовница сумасшедшая, кусающая тебя,
царапающая спину ногтями
острыми, окрашенными цветом
кровавым
обещающая позвонить жене твоей,
и смеющаяся над твоим испуганным окриком: «Не смей! Ты слышишь меня?
Не смей даже думать об этом!» ( . . . )

*   *   *   *   *
Год назад я был Бураном,
ветром в четырёхугольнике большого двора хозяйского. ( . . . )

*    *    *    *
Влюблённые — разделённые временно
воздухом городским,
столиками тесных кафе,
ширмами разговоров о погоде и фильмах Поланского —
друг другу посылают записки короткие
взглядов. ( . . . )

*   *   *   *
Моя женщина — мой язык.

Она говорит то, что думаю.
Из молчания, словно из сумки холщовой,
загребает
зёрнышки звуков.
Взвешивает их на ладони и отпускает —
жестом широким —
в колхидскую землю ходящую
ходуном
под моими ногами. ( . . . )

*    *    *    *    *
Змея моя женщина.
 
Когда я выхожу из воды и ложусь на неё всем телом своим 
влажным, холодным — нагретая солнцем она,
спавшая на камне горячем,
проваливается в крошку ракушек, в серый песок
просачивается
в просоленный пляж.
И подо мной — пустота,
вес мой удерживающая не животом, не руками, а
выдохом только:

- Нет, не сейчас, подожди... ( . . . )

*    *    *    *
Разбирая кладовки покойного дядюшки Авгия,
отделяя старую обувь непарную от блюдец надтреснутых
и будильников, замерших на полпути к часу ночи, ( . . . )

*    *    *    *
Четыре из пяти каждый месяц — с первой пятницы по понедельник
второй —
ненавидят папу Франческо,
дующего на свеч огоньки, надежды гасящего
и поднимающего пыльную бурю в матке незапертой
площади святого Петра. ( . . . )

*   *   *   *   *
Мальчик искал свой голос,
но поиски затянулись — как царапины на спине — розовой кожей,
как небо — акварельными пятнами осенних непогод
бурых и охряных,
как антракт в театре провинциальном — актёры на крыльце
чёрного хода
обсуждают ставки на скачках,
зрители в буфете говорят о ценах на уголь, на горбыль
и о направлении ветра... ( . . . )

*   *   *   *   *
Разъехались сыновья, комнаты освободив, и сыновей подарки
освобождают ей время — снимая с вечерних часов
оковы
работ обязательных —
машинка стирает, машинка моет посуду, тесто месит машинка
и запах жёлтый ванили плывёт по ленивым волнам её кухни синей... ( . . . )

*    *    *    *
Нет говорит она
лишь для того, чтоб серьги качались в мочках ушей
в тот момент, когда она нет говорит
и головою качает. ( . . . )